Вот я снова сижу за клавиатурой и упорно думаю о чём написать.
В плеере с огромными синими наушниками - Asu he no basho, FMA. Клава на коленях, а сама я в белом.
*************************************
... - А вот про море - редко пишут. - Закончил он наконец свою долгую тираду. Яя сидел опустив глаза на стол и не знал, что ему на это сказать. А что можно сказать человеку, который ничего не понимает?
Про море ведь так просто не напишешь А то что пишут - и правда ерунда. Синие волный, лёгкий бриз, чёрные скалы, белые чайки и жаркое солнце. у не пошлость разве? А выходит чтот пошлость - почти каждое произвеение, где говорят о море.
И правда, что, как почему, да и зачем о море ещё можносказать? Так мало у нас слов и такое это привычно и обычное явление.
А обычное, а привычное ли, - думал я, идя тёмной улицей домой.
А как эе всякие Бермудские Треугольники? А морские чудовища? А все эти Наутилусы, тоже они обычные?
Но это всё не то - спохватился я.
Самое необычное то, что можно только увидеть, только почувствовать всю красоту, всю прелесть моря, думал я. А как уже сядешь за перо - да хоть на берегу! - так сразу получаетсяч не то. Сначала, вернее, всё так, всё то, всё о том... А потом перечтёшь и думаешь, "господи, что за бред я тут накалякал?"
С лесом всё не так. Какую бы он форму не имел - всё равно её увидетьможно, подчеркнуть, опровергнуть виденье формылеса другого, прукрасить, заставить играть лучики солнца на блестящей паутинке...
А море что? Ну вода же сплошная. Скукотища, казалось бы. Ан нет...
И вот, с такими мыслями я добрался до дома. Включил свет, кинул ключи на тумбочку в коредоре, заварил на тусклоосвещённой своей кухне чайку и сел размышлять дальше. Попивая чай, вылавливая из тёмно-янтарной воды чаинки.
В конце концов, устав от этоого занятия, я кинул ложку в ту самую ашку, разбрызгав содержимое по серому в мелкую клеточку столу, выругался, вытер со всей тщательностью поверхность и притащил из комнаты бумагу с ручкой.
Я собрался взять эту тему.
Глотнув сладкого напитка, позвякивая ложечкой, я кинулся за первые строчки.
Всем ведь известно, что главное - это начать!
"Синие волны хлестали пологий песочный берег, словно..." На словно меня заклинило - я не мог подобрать достойной ассоциации. Перечитав получившееся, я в ужасе зачеркнл свою неполную строчку и принялся смотреть на лист.
С другого начинать надо...
"Белёсые облака плыли, словно маленькая рыбка, проглатывая олнце и выпуская вою жгучую добчу, чтобы та, золотыми лучами высвечивала морские волны."
-Тьфу,- плюнул я, перечитав и это. - Дрянь какая. Дальше надо смотреть!
"На глубине самой дальней от этого места бухты, вместе с зелёными водорослями, больше позхожими на волосы русалки, чем на растения, кружили туд-сюда серенькие мальенькие рыбки."
Рыбки какие-то...
Даже не зачеркнув то, что получилось, я скомкал листок, чтобы он не смущал меня своими старыми мыслями.
Я поднёс чашку к губам и сделал маленький глоток. Всё равно чаинки попали на язык.
Отплёвываясь, я встал, сполоснул её и поставил на стол. Посетила идея.
Взяв маленький чайничек, из которого я имел обыкновение наливать себе заварку, я осторожно наклонил его. Полилась та самая жидкость, ещё более, правда, тёмная, которую я употреблял уже до этого. Чай постепенно заполнял чашку и, наконец, перелился через край. Чертыхнувшись, я снова полез за тряпкой и стал стряхивать воду с листов бумаги.
Приведя стол в должный порядок, а бумагу в сухое состояние, я вернулся на своё место.
А как можно взять тему моря, не представляя себе моря? - подумал я.
Закрыл глаза и представил. Ну да, всё на месте. Облачка, солнце, вода, галька, чайки. Полный комплект.
Какая-то такая картинка... Дохлая что-ли. Ненастоящая, неживая.
Тогда я попытался вспомнить скорее ощущение.
О, пошло... Стянутая солью, ветром и солнцем тёмная кожа на плечах. Я представил себе это ощущение, и сразу стало легче.
В конце концов, я человек, и должен писать о море с точки зрения человека, а не какого-то там холста, который сам вдруг взял, да и нарисовался на песчаном берегу.
Вязнущие в горячем песке мыски. Всей ступнёй наступать слишком горячо, а на пятках ходить невозможно - только ещё больше вязнешь в этом неплавящемся сахаре...
Я вытащил из тёплого чая ложку, подул на неё и полез в сахарницу. Осторожно перенеся две ложки над столом, я кинул их в чай. На дне рассыпались мелкие песчинки, и по воде пошёл какой-то подводный пар.
"Если смотреть на небо из-под воды, то оно кажется совершенно фантастическим. Глубоким, размытым, очень-очень ярким, солнечным. Солнечным, как космос. По небу разливаются тогда маленькие волны, а куда-то высоко поднимаются некие небесные течения. Наверное, очень красиво смотреть с неба на море..." - Написал в итоге я.
Мне показалось, что это уже больше соотвествует действительности и зачёркивать не стал.
Повозив аллюминиевой ложкой по стенкам чашки, я счёл сахар размешанным и сделал глоток. Ух, горячо!..
Бывает сидишь на море и чувствуешь, что всё тело твоё пропитывается какой-то консистенцией солнца, йода, воздуха и воды. То, что оно пропитывается песком, обычно вызывает менее приятные эмоции.
Вот вам и четыре стихии. А на самом деле и того больше. На море всегда очищаешься. Получаешь, буд-то бы что-то новое. И кожа начинает приобретать уже какой-то совершенно другой, приятный запах. Кровь с молоком - как-то так, наверное.
Очищает море и мысли. Они становятся более упорядоченными, тёплыми, новыми.
И выходит, что даже мысли о море, даже воспоминания этих ощущений очищают в каком-то смысле, подумалось мне.
"А когда выходишь из моря с каким-то вакуумом в желудке, валишься на пропесоченную подстилку, мокрой линзой собираешь на себе рассеянные солнечные лучи - вот это, наверное и есть счастье. Чувствуешь потом, как испаряется с тебя вода, оставляя морскую соль, как прилипают, а потом со щекочащим чувством осыпаются песчинки. Прильнув ухом к подстилке, слышишь биение волн, биение своего сердца, хруст раскалённого песка, по которому только разве что дети рискуют ходить..."
Казалось, это уже лучше. Хотя, с другой стороны, не про пляж же я пишу, в конце-то концов! Я пишу про море, про такое синее, зелёное, бирюзовое, безграничное и великое в конце-то концов!
"Нелюдимо наше море,
Много бед сулит оно
В роковом его просторе
Много бед погребено..."
А почему эти строчки запомнились - непонятно. Вроде про беды, про погребенье, про нелюдимость, про рок, судьбу... А всё равно помнятся и как-то светло от них на душе! Это всё музыка, - решил я и успокоился.
Долго сидел. Потом встрепенулся, выписал строчки на бумажку и посчитал размер. Ямб. Перекрёстная женская, мужская.
Ерундистика.
А потом поплыли слова. И солнце поплыло стремительной птицей по бурлящей воде, и тучи полетели, как в убыстренной сьёмке, и вот уже первые молнии появились над барахтающейся водой, и ветер стал раскачивать волны всё сильнее и сильнее, пока они не стали обрушиваться многотонными валами на несчастный берег. Камушки, ракушки, песок, водоросли, свет, молнии и вода - всё это перемешалось и какими-тоо сумасшедшими ритмами сердца наваливалось и отступало от берега. И берег сам, казалось, ещё чуть чуть и покачнётся, и опустится, и поднимется, и накроет волну за волной. Но нет! Не отступит вода от своего первозданного права жизни, не позволит взять над собой верх. Только время может купить скукой эту разбушевавшуюся стихиию - а в ремени нечего терять, оно бесконечное!
И вот снова и снова пена приносит и уносит бурые косматые водоросли на своём гребне, а тучи лишь изредка стоновятся светлее, а вода глаже.
Но и это проходит. В конце-концов ветер устаёт, камни уже поистёрлись, песок перемелен, и сквозь первую дырочку появляется обрывок луны. Ещё немного, и волны лишь слабым отголоском былого величия всё ещё опускаются мутной зеленоватой массой на истерзанный берег. Песок пляжа начинает сохнуть, а тучки, кажется, сами собой рассыпаются где-то там, наверху. И вот, вместо них уже видно все-все звёзды во вселенной. Как же иначе, вед им нету счёта, а чтобы назвать все созвездия придётся минут пятнадцать крутить головой и тараторить без умолку. Белая луна высвечивает блики на гребнях волнующегося моря, а...
Впрочем, на этом месте я задел локтем чашку и мне снова пришлось спасать негорящие, но потопляемые рукописи, ругаться на чём свет стоит и вытирать стол. Правда, тут мне пришлось обнаружить отсутствие синей тряпочки, какой я обыкновенно этот стол вытирал. Я с удивлением огляулся...
Помимо кухни, не хватало Москвы, августа, тёплой квртиры и чайника на полите. Это было особенно ощутимо в пропахшем водорослями воздухе и в характерном шуме накатывающей воды. Осталась только какая-то деревянная беседка, с крыши которой свисала моя кухонная люстра, ночной бриз и лунный рассеянный свет вокруг.
А как же иначе?